Мяо – один из самых ярких народов Китая. Даже цифра в десять миллионов не передаёт всей картины – официально этот народ состоит как минимум из сорока различных этнических групп. Когда в 1950-е годы китайское государство составляло официальную классификацию национальностей, в юго-западных горах они столкнулись с таким количеством мелких этнических групп, что вместо сложных таксономических различий всех объединили под одной категорией «мяо». Ведь китайцы издревле называли этим изначально пренебрежительным словом все маленькие «южные варварские» горные племена.
То же самое произошло и в долине реки Даду в Восточном Тибете – там, где мы описывали мелкие группы «этнического коридора»: китайское государство для простоты присоединило все эти группы к тибетскому народу, хотя у самих этих людей нет тибетской идентичности, а тибетцы не считают их своими.
Когда слышишь слово «мяо», большинство из нас думает: ага, наверху живут гав, чуть ниже – пип. Шутка? На самом деле нет – название действительно связано с кошкой. Китайский знак 苗 miáo изображает поле, разделённое на четыре части (田), с растущими побегами (艹) и изначально означал росток, молодой побег, посев. Народ получил этот знак из-за созвучия, хотя китайская традиция пытается придать этому смысл задним числом – мол, мяо были древнейшим сельскохозяйственным народом на территории современного Китая. Знак для кошки – 貓 māo: слева «малое животное», справа фонетический элемент 苗 miáo – маленькое животное, которое, вероятно, по звуку называют мяо/мао. 
Насколько мне известно, это единственное китайское название животного, основанное на звукоподражании. Древнейший китайский толковый словарь Shuowen Jiezi (ок. 100 г. до н.э.) объясняет это в комментарии: 鼠善害苗。貓能捕鼠，故字从苗 – «Мышь губит посев. Кошка ловит мышь, поэтому знак 貓 »кошка« произошёл от 苗 »посев«.» Немного напоминает латинский принцип «lucus a non lucendo».
Название «мяо» объединяет как минимум сорок этнических групп, говорящих примерно на двенадцати языках и сорока диалектах. Поскольку женская одежда мяо чрезвычайно яркая и богатая, группы различают главным образом по ней. В деревне Лангдэ провинции Гуйчжоу живут «мяо в длинных рубашках».
Лангдэ 郎德 – точнее, Шанлангдэ 上郎德, Верхний Лангдэ, потому что Нижний Лангдэ у большой дороги превратился в современное поселение – маленькая горная деревня на реке Бала, в автономной префектуре мяо и донгов Цяньдуннань, у подножия горы Лэйгун, высшей вершины хребта Мяолин. Дома в стиле диаоцзяолу (吊脚楼 diàojiăolóu = дома на сваях, где живут на втором и третьем этажах) расположены террасами вдоль склона.
Дома на окраине образуют своего рода стену, через которую можно пройти внутрь. Нижние дома окружают квадратную площадь, рядом с которой стоит дом общины с барабанами, большими серебряными символами деревни и местной выставкой, а остальные стороны занимают маленькие магазины и кафе. Другую площадь занимает большой пруд с каменным буйволом в центре: традиционно здесь разводили рыбу, которую потом выпускали на рисовые поля; пруд также служит резервуаром для пожаротушения. От обеих площадей идут крутые улицы вверх по склону, затем длинные тропинки на окраину деревни, откуда открывается красивый вид на крыши домов и реку. Через реку перекинут деревянный крытый мост в стиле донгов, называемый «мост ветра и дождя», хотя он не такой искусный, как оригинальные мосты донгов.
Благодаря нетронутому архитектурному наследию и богатой музыкальной и ритуальной традиции в 2012 году при учреждении титула «Традиционные китайские деревни» Лангдэ стал одним из первых, кто его получил.
В деревне живёт около 1600 человек, все мяо, говорящие на диалекте хму – которым пользуются 2,3 миллиона человек – языка хмонг. Живут в патрилинейных больших семьях, исповедуют анимизм и шаманизм, почитают природу и древних духов. Местные жители в основном занимаются выращиванием риса, но благодаря хорошему образованию многие молодые уезжают в город. Большинство всё ещё носит народную одежду: мужчины в длинных индиго-синих туниках, женщины – также в индиго-синих, богато и ярко вышитых платьях, с множеством серебряных украшений, включая пластины в форме бычьих голов на груди и огромные серебряные короны с большими лунными рогами.
В Китае обычно не вступают в брак внутри клана. Поэтому если маленькая горная деревня состоит только из одного клана, как Лангдэ, нужно создавать возможности для молодёжи познакомиться с людьми из других деревень. Так возник обычай встречательных праздников мяо, которые сегодня проводятся главным образом для сохранения идентичности.
Как правило, каждая деревня устраивала «ярмарку девушек» в разные дни, где родители ритуально встречали гостей из других деревень, вводили их на главную площадь, где девушки танцевали, а под присмотром родителей можно было поговорить наедине. Этот ритуал до сих пор проводится, уже без ставки, для собственного удовольствия и сохранения идентичности, а также для развлечения туристов, преимущественно внутренних. Хотя участники всё ещё получают от властей купоны, которые можно обменять на деньги, участие в ритуале также является формой вознаграждения.
Утром праздника, около одиннадцати, склон перед нижними воротами, с видом на реку и дорогу вдоль неё, заполняется одетыми в праздничные наряды жителями. Это настоящая народная одежда, хранимая дома, а серебряные украшения женщин и тщательно сделанные короны тоже подлинные. Такие серебряные украшения сегодня уже не делают, но в деревне всё ещё можно купить аутентичные народные костюмы, как старые, так и недавно изготовленные.
Вдоль дороги от реки к воротам установлены маленькие столики, одиннадцать штук, рядом с каждым стоят по две–три пожилые женщины. На столах кувшины с лёгким фруктовым вином. Всем гостям предлагают по две чашки у каждого столика, а у ворот, на двенадцатой станции, – целый рог вина, так что к началу представления молодые мужчины уже в хорошем настроении, а их рассудительность, вероятно, снижается.
Между тем мужчины, стоящие на вершине холма в одной линии, начинают играть на бамбуковых органах, называемых qeej (читается: кʰейнг). Qeej – самый распространённый инструмент хмонгов. Это не просто музыкальный инструмент: поскольку язык хмонгов музыкален, он также служит для кодирования речи; рассказчики хмонгов могут рассказывать истории, играя только на qeej. Инструмент также общается с духами: на похоронах он ведёт душу умершего в загробный мир, с его помощью просят совет у предков и их благословение, в том числе во время праздника «домашнего огня».
Затем музыканты и женщины выходят на главную площадь, а гости следуют за ними.
Гости садятся на ступени дома общины. Отсюда они наблюдают, как хозяева через различные проходы на площадь выстраиваются в линии и демонстрируют разные танцы.
Порядок танцев имеет своё значение. Первый танец показывают матери, в качестве вступления, с посылом «смотри на мать, бери дочь», возможно, не столько для молодых, сколько для их родителей того же возраста, которые могут оценить, насколько сильна и ловка будет избранница их сына, когда их собственные дети будут в брачном возрасте.
Второй танец – молодых девушек: это презентация «товара». Танец грациозный, изящный, гордый. Музыка меняется: если танец матерей сопровождается традиционной музыкой мяо, то здесь звучит современный китайский поп – музыка их поколения, общий язык с наблюдающими парнями.
В этом году я на этом празднике уже третий раз, вижу тот же порядок танцев, но каждый раз танцы разные. Похоже, что у них большой репертуар, и каждый раз выбирают по два танца, чтобы не скучать.
Между двумя танцами девушек выходит маленькая девочка из магазина, беззаботно шагает танцевальными шагами, размахивая руками, от магазина до группы старших девушек, репетируя свою будущую роль, пока не присоединится к ним.
Третий номер – хор бабушек, приветствующих гостей, вплетает все предыдущие элементы в традицию.
Четвёртый – отцы выходят на площадь, обходя с бамбуковыми органами, общаясь с предками и прося их благословения на день выбора пары.
Наконец, тоже под звуки бамбуковых органов, все предыдущие группы выходят на площадь и ходят по кругу, выражая единство общины. К ним присоединяются зрители и, в своё время, молодые мужчины, которые могли оказаться рядом со своей избранницей и поговорить с ней в присутствии родителей.
Что мы здесь увидели? Циничный европеец пожимает плечами: только шоу для туристов. Но не будем так уверены. Допустим, что китайцы тоже могут любить свои традиции и переживать их для собственного удовольствия, так же, как, например, трансильванец на танцевальном вечере. Радость и энтузиазм это передают. Конечно, приходят туристы, но, например, в январе их было всего несколько, а представление всё равно состоялось. И его бы провели даже без туристов – их присутствие выясняется только после начала показа. Одежда настоящая, носимая и в будни, а танцы аутентичные. В музыке слышен немного современный поп, но это лишь говорит о живости обычая. То, что участники получают деньги от властей за присутствие, ничуть не умаляет подлинности праздника. Пусть бы и в других местах, даже в Восточной Европе, власти поддерживали сохранение традиций и укрепление идентичности этнических меньшинств через их практику.
Add comment